Ефим Савельевич Беленький родился в 1919 году в г. Рославле Смоленской области. Как и многие ребята того времени, успел окончить среднюю школу, в 1938 году поступил в Смоленский педагогический институт. Добровольно, по призыву комсомола пошел на финскую войну.
После демобилизации вновь вернулся в свой педагогический институт. Но снова пришлось прервать учебу, на этот раз уже на третьем курсе. Только сдали экзамены, как услышали о том, что началась Великая Отечественная война. Это свое название она получила позже. Но уже тогда, в то время все понимали, что Родине грозят страшные испытания.
22 ноября пришла повестка на фронт, и Ефим Савельевич попал в город Камышин, а в феврале был уже под Харьковом в 337й дивизии. В штабе сразу был зачислен в миномётный батальон, где служил до мая 1942 года. Потом был принят на курсы младших лейтенантов, организованные в городе Изюм (на Украине). Здесь чуть не попали в окружение: прорвались немецкие танки, и были вынуждены срочно переправиться через реку Северный Донец.
Из воспоминаний Беленького Ефима Савельевича:
«Дальше учеба чередовалась с походом: день – идем, другой – стоим, занимаемся. И так шли до самого Сталинграда. А вслед за нами – немцы. 23 августа мы вошли в город. И здесь нас догнали фашисты. Что творилось – трудно передать словами.
Немецкие самолеты налетали тучами. Казалось, что весь город был в огне. Просто живого места не осталось. Бомбежки не прекращались, пока Сталинград почти весь не превратился в руины. А танки били в нас прямой наводкой. В общем, ужас, что было.
Когда немного стихло, из генерального штаба сообщили, что на этом наша учеба закончена, и 20 человек, оставшихся в живых, получили звание младших лейтенантов, а затем были направлены в часть …»
Оборона Сталинграда
Я пришел к командиру батальона в землянку, доложил о прибытии. Очень не терпелось поскорее пойти во вверенный мне взвод. Но в ответ услышал, что никакого взвода нет, все погибли. Так что принимать пришлось лишь один миномет и двоих повозочных. В пополнение, которое я получил, вошли самые обыкновенные гражданские люди, без обмундирования, прямо от заводских станков. Пришлось заниматься их обучением, так сказать, с самых азов. Когда мы стали разбирать и изучать оружие, оказалось, что минометы они сами и делали, узнав их по личным клеймам …
Сначала нам приходилось держать оборону, эти бои были очень тяжелыми, но 19 ноября мы перешли в наступление. Наших сил не хватало: в каждом взводе не доставало людей.
Часто приходилось располагаться в противотанковых рвах – «снежанках». Много раз мы сами пытались взять немцев в окружение, но не получалось.
Я – парламентер
10 января к нам подкинули артиллерию: «Катюши», «Ванюши». И после этого мы вышли к Царицыну, где после ранения командира роты мне пришлось взять его обязанности на себя. Немного позже ранили начальника штаба стрелкового батальона, и вновь я заменил его. А через несколько дней мы захватили семь немецких офицеров из штаба противостоящей 4-й дивизии.
Вот тут-то и произошло самое знаменательное для меня событие – я получил приказ отправиться в ставку генерала Дюбуа парламентером.
30 января двое из захваченных нами офицеров – обер-лейтенант и капитан Хауфман вызвались проводить нас в штаб 4-й дивизии для переговоров. Приказ есть приказ, и я как человек, хорошо владеющий немецким языком, вместе с молодым лейтенантом, получив белые флажки парламентера, был готов выполнить задание. Перед отправкой нас направляют в хозяйственную часть, переодели во все чистое, новое и дали выпить по стакану водки … для храбрости.
Переправившись через реку и поднимаясь на противоположный берег, мы совсем рядом услышали немецкую речь и крики: «Не стрелять!». Везде были снежные валы, насыпи, отличные укрепления. Соблюдая приказ, мы не должны были говорить ни одного слова по-немецки, поэтому вскоре был найден переводчик. Затем немцы созвонились со штабом батальона, и оттуда прибыл офицер, он приказал завязать нам глаза и затем отвел в штаб. Я изо всех сил старался определить местонахождение дома, к которому нас привели. Но с завязанными глазами это было очень трудно сделать. Когда мы вошли в дом, повязки с глаз сняли. Через переводчика я объяснил, что приехал от нашего генерала с письмом, которое должен вручить лично генералу Дюбуа. Тут же один из офицеров переговорил с кем-то по телефону, и нас с лейтенантом посадили в машину и куда-то вывезли. До войны я бывал в Царицыне, но теперь город был разрушен до неузнаваемости.
Куда нас везли, никто не знал. Первое здание, которое узнал, оказалось тюрьмой. На мгновение нам сделалось жутко, но, увидев припаркованные к тюрьме легковые машины, мы немного успокоились, поняв, что это действительно штаб. Перед одной из дверей нас остановили и сказали: «Здесь находится командир дивизиона».
Войдя в комнату и отдав честь, я доложил, что по приказу командования привез письмо с предложением о капитуляции. Генерал Дюбуа оказался очень интересным солидным человеком. Прочитав письмо, он попросил передать моему командованию отказ капитулировать. Тогда я попросил его связаться с вышестоящим начальством.
После небольшого телефонного разговора генерал Дюбуа объяснил, что командующий 6-й армией генерал Паулюс тоже передает свой отказ, после чего он сам написал ответ и передал мне письмо. Затем нас посадили в машину и отправили обратно. Перед уходом мне пришлось напомнить, что согласно Венской конвенции они обязаны отпустить всех парламентеров, в том числе сопровождавших нас немцев.
Победа
Наша дивизия по приказу верховного командования была переброшена в Чехословакию через Дрезден и Судецкие горы для поддержания восстания в Праге.
8 мая в ночь я дежурил в штабе и вдруг услышал взволнованный голос Левитана по радио. По одной интонации можно было догадаться, что речь шла о капитуляции, а значит, о победе. На площади открылась стрельба, все выбежали и начали тоже стрелять. Радовались и плакали одновременно.
Мирное время
После войны Ефим Савельевич наконец-то смог вернуться в школу № 2 города Сельцо Брянской области, где он проработал всю жизнь учителем и директором.
В августе 2000 года Ефима Савельевича не стало. Многочисленные его ученики разбросаны по всей нашей огромной стране, есть среди них инженеры, учителя, врачи и даже мэры городов. Но они не забывают его.
На школе № 2, в которой он проработал много лет учителем и директором, установлена в его память мемориальная доска.

По материалам газеты «Сельцовский вестник» (1996 год)